Маня

Дело было в ресторане, где менты висят.
Взяли Маню на кармане — фраернулася.
Платье белое в горохах, опер молодой
Шепчет ей: «Скажи, где Лёха, отпущу домой».
А на улице метели — зла окраина.
Не такого насмотрелись за хозяином.
«Не скажу тебе, где любый, не суди, старлей.
Ты б продал свою голубу? То-то. И налей».
Маню бросили на нары, щёлкнули ключом.
Ты играй, моя гитара, говори ещё.
В поцелуях твоих жарко, жизнь фартовая.
Пододвинься-ка, товарка, чернобровая.
Как жилось ей, как спалось ей — знает Бог один.
Отсидела Маня восемь долгих лет и зим.
А как вышла, оглянулась — жизни-то и нет,
Потому что фраернулась в двадцать юных лет.
Дело к вечеру. Смеркалось. Фонари стоят.
Маня в хату постучалась, сама не своя.
Платье то же, в цвет горошек, да косынки шёлк.
«Я вернулась, здравствуй, Лёша, милый корешок!»
Эх, судьба, свечи огарок, воробей в руке…
Дверь открыла Мане шмара в рыжем парике.
Сытый Лёха в коридоре лампочку винтил…
Маня охнула от боли и лишилась сил.