Идея всеобщего братства

Юный месяц блестит, как хрусталь, надо мною витает печаль.
Как вдолбить мне соседям идею всеобщего братства? Ля-ля-ля-ля-ля…
Им плевать на ученье мое, им важней, где развесить белье.
Занята моя паства захватом чужого пространства.
Может, хватит орать и ругаться?
Может, сесть, забухать и обняться?
Всем сестрам — по серьгам, всем быкам — по рогам,
Все должны сейчас же час побрататься:
Правый с левым, черный с белым,
Умный с глупым, доктор с трупом,
Суд с бандитом, гой с семитом,
Водка с квасом, Лужков с Чубайсом —
Братство!
Вот стоят неземной красоты наши меньшие братья — менты.
Как завижу фуражку, тотчас становлюсь мизантропом.
Будут бить меня по голове, если я не прописан в Москве,
И станцуют на мне в два притопа, четыре прихлопа.
Но я иду к ним, любовью объятый,
А на лбу проступают стигматы.
И, дубиной сражен, я паду на газон
К сапогам мной любимого брата.
Но встанут братья: теща с зятем,
Скромный с хамом, «Спартак» с «Динамо»,
Китай с Тайванем, хачик с Ваней,
Бомж с богатым, МХАТ со МХАТом —
Братья!
Вот идет человек молодой. Он хороший, но только бухой.
Скажет: «Дай закурить, землячок!», — и отнимет всю пачку.
У него из дерьма голова. Нету братьев — сплошная братва.
Раз идея мертва, стану класть сигарету в заначку.
Не нужны мне чины и богатства,
Дайте братства мне, сволочи, братства!
Может, все же сядем рядком, да поговорим хоть ладком
За пивком? Надо чаще встречаться!
one.
Я говорю:
«Liberte, egalite, fraternite».
А мне говорят:
«Варьете, декольте, каратэ.
Робеспьер, говорят, начал с братства, пришел к гильотине».
Я поплачу над быстрой рекой. Что же я неспокойный такой?
Ну на кой им, на кой голос мой, вопиющий в пустыне?
Под окном огорожена грядка,
Отчуждающий символ упадка.
Но я иду по гряде аки Бог по воде,
И кричит мне соседская бабка:
«Камо грядеши? Куды глядеши?
Видать, нажрамши и не проспамши».
Но людям — братство, гадам — гадство,
Бабкам — грядки, бардам — бабки!
Dixi!