Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах - еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради Бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
Заставляет меня плакать и смеяться два часа,
Быть участником событий, пить, любить, идти на дно...
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
Этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
Ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
А потом придут оттенки, а потом полутона,
То уменье, та свобода, что лишь зрелостью дана.
А потом и эта зрелость тоже станет в некий час
Детством, первыми шагами тех, что будут после нас
Жить, участвовать в событьях, пить, любить, идти на дно...
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Но в великой этой драме я со всеми наравне
Тоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне.
Даже если где-то с краю перед камерой стою,
Даже тем, что не играю, я играю роль свою.
Все проходит в этом мире, снег сменяется дождем,
Все проходит, все проходит, мы пришли, и мы уйдем.
Все приходит и уходит в никуда из ничего.
Все проходит, но бесследно не проходит ничего,
Потому что в этой драме, будь ты шут или король,
Дважды роли не играют, только раз играют роль.
И над собственною ролью плачу я и хохочу,
По возможности достойно доиграть свое хочу, -
Ведь не мелкою монетой - жизнью собственной плачу
И за то, что горько плачу, и за то, что хохочу.
О, как трудно, как прекрасно пить, любить, идти на дно.
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!