Ночной разговор в вагоне ресторане

Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога…
Дай-ка, братец, мне трески
И водочки немного.
Басан, басан, басана,
Басаната, басаната…
Что с вином, что без вина —
Мне на сердце косовато.
Я седой не по годам
И с ногою высохшей,
Ты слыхал про Магадан?
Не слыхал?! Так выслушай.
А случилось дело так:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
Кум со всей охраною.
Я подумал, что конец,
Распрощался матерно…
Малосольный огурец
Кум жевал внимательно.
Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии.
«Был, — сказал он, — говны, съезд
Славной нашей партии.
Про Китай и про Лаос
Говорились прения,
Но особо встал вопрос
Про Отца и Гения".
Кум докушал огурец
И закончил с мукою:
«Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою…»
Полный, братцы, ататуй!
Панихида с танцами!
И приказано статуй
За ночь снять на станции.
Ты представь — метёт метель,
Темень, стужа адская,
А на Нём — одна шинель
Грубая, солдатская.
И стоит Он напролом,
И летит, как конница,
Я сапог Его — кайлом,
А сапог не колется!
огляделся я вокруг —
Дай-ка, мол, помешкаю!
У статуя губы вдруг
Тронулись усмешкою…
Помню, глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа-Спасителя.
Басан, басан, басана,
Чёрт гуляет с опером.
Храм — и мне бы — ни хрена.
Опиум как опиум!
А это ж Гений всех времён,
Лучший друг навеки!
Все стоим, ревмя ревём,
И вохровцы, и зэки.
Я кайлом по сапогу
Бью, как неприкаянный,
И внезапно сквозь пургу
Слышу голос каменный:
«Был я Вождь вам и Отец,
Сколько мук намелено!
Что ж ты делаешь, подлец?!
Брось кайло немедленно!»
Но тут шарахнули запал,
Применили санкции —
Я упал, и Он упал,
Завалил полстанции…
Ну, скостили нам срока,
Приписали в органы,
Я живой ещё пока,
Но, как видишь, дёрганный…
Басан, басан, басана,
Басаната, басаната!
Лезут в поезд из окна
Бесенята, бесенята…
Отвяжитесь, мертвяки!
К чёрту, ради Бога…
Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога…