Не хуже вас, цирковых

Я теперь часто бываю в цирке. У меня там завелись знакомые и даже
друзья. И меня пускают бесплатно, когда мне только вздумается. Потому что
я сам теперь стал как будто цирковой артист. Из-за одного мальчишки. Это
все не так давно случилось. Я шел домой из магазина, — мы теперь на новой
квартире живем, недалеко от цирка, там же и магазин большой на углу. И вот
я иду из магазина и несу бумажную сумочку, а в ней лежат помидоров полтора
кило и триста граммов сметаны в картонном стаканчике. И вдруг навстречу
идет тетя Дуся, из старого дома, добрая, она в прошлом году нам с Мишкой
билет в клуб подарила. Я очень обрадовался, и она тоже. Она говорит:
— Это ты откуда?
Я говорю:
— Из магазина. Помидоров купил! Здрасте, тетя Дуся!
А она руками всплеснула:
— Сам ходишь в магазин? Уже? Время-то как летит!
Удивляется. Человеку девятый год, а она удивляется.
Я сказал:
— Ну, до свиданья, тетя Дуся.
И пошел. А она вдогонку кричит:
— Стой! Куда пошел? Я тебя сейчас в цирк пропущу, на дневное
представление. Хочешь?
Еще спрашивает! Чудная какая-то. Я говорю:
— Конечно, хочу! Какой может быть разговор!..
И вот она взяла меня за руку, и мы взошли по широким ступенькам, и тетя
Дуся подошла к контролеру и говорит:
— Вот, Марья Николаевна, привела вам своего мужичка, пусть посмотрит.
Ничего?
И та улыбнулась и пропустила меня внутрь, и я вошел, а тетя Дуся и
Марья Николаевна пошли сзади. И я шел в полутьме, и опять мне очень
понравился цирковой запах — он особенный какой-то, и как только я его
почуял, мне сразу стало и жутко отчего-то и весело ни от чего. Где-то
играла музыка, и я спешил туда, на ее звуки, и сразу вспомнил девочку на
шаре, которую видел здесь так недавно, девочку на шаре, с серебряным
плащом и длинными руками; она уехала далеко, и я не знаю, увижу ли я ее
когда-нибудь, и странно стало у меня на душе, не знаю, как объяснить… И
тут мы наконец дошли до бокового входа, и меня протолкнули вперед, и Марья
Николаевна шепнула:
— Садись! Вон в первом ряду свободное местечко, садись…
И я быстро уселся. Со мной рядом сидел тоже мальчишка величиной с меня,
в таком же, как и я, школьном костюме, нос курносый, глаза блестят. Он на
меня посмотрел довольно сердито, что я вот опоздал и теперь мешаю и все
такое, но я не стал обращать на него никакого внимания. Я сразу же
вцепился всеми глазами в артиста, который в это время выступал. Он стоял в
огромной чалме посреди арены, и в руках у него была игла величиной с
полметра. Вместо нитки в нее была вдета узкая и длинная шелковая лента. А
рядом с этим артистом стояли две девушки и никого не трогали вдруг он ни с
того ни с сего подошел к одной из них и — раз! — своей длинной иглой
прошил ей живот насквозь, иголка выскочила у нее из спины! Я думал, она
сейчас завизжит как зарезанная, но нет, она стоит себе спокойно и
улыбается. Прямо глазам своим не веришь. Тут артист совсем разошелся —
чик! — и вторую насквозь! И эта тоже не орет, а только хлопает глазами так
они обе стоят насквозь прошитые, между ними нитки, и улыбаются себе как ни
в чем не бывало. Ну, милые мои, вот это да!
Я говорю:
— Что же они не орут? Неужели терпят?
А мальчишка, что рядом сидит, отвечает:
— А чего им орать? Им не больно!
Я говорю:
— Тебе бы так! Воображаю, как ты завопил бы…
А он засмеялся, как будто он старше меня намного, потом говорит:
— А я сперва подумал, что ты цирковой. Тебя ведь тетя Маша посадила…
А ты, оказывается, не цирковой… не наш.
Я говорю:
— Это все равно, какой я — цирковой или не цирковой. Я государственный,
понял? А что такое цирковой — не такой, что ли?
Он сказал, улыбаясь:
— Да нет, цирковые — они особенные…
Я рассерд